sergsmir

Источник


...«Обозначая присутствие маски на твоем лице, ты как бы говоришь: «Я играю по правилам»

— И все-таки трудно избавиться от чувства нарастающего абсурда, глядя на эту пандемию. Более года во всех СМИ, от мировых до отечественных, шла массированная атака на психику каждого человека. Нам внушали не просто страх перед коронавирусом — нам внушали страх смерти, некий коллективный ужас. И люди действительно поверили — они даже стали самоконтролироваться, одергивать друг друга: «Немедленно наденьте маску!», «Почему вы кашляете? Сидите дома!» Еще в 2019 году представить что-нибудь подобное было невозможно.

— Действительно, важная составляющая нашего времени, которую просто нельзя не заметить, — это ношение «чего-то» на лице. Сначала повсеместно вводили маски и перчатки, затем разрешили ограничиться маской. Но это, как мне кажется, может быть и обычный кружок, наклеенный человеком на собственный лоб. Маска — это уже скорее не средство профилактики коронавируса и не медицинская процедура, а признак лояльности. Просто обозначая присутствие маски на твоем лице (не обязательно надевая ее по-серьезному — вспомним застиранные повязки, сползшие на подбородок у прохожих на улице), ты как бы говоришь, что «я играю по правилам, которые предложены, я против них не протестую». Это, по сути, колоссальная всемирная проверка, насколько человечество может быть лояльно всему, чему угодно, — даже без внятных логических объяснений. Невольно задумаешься о том, что слова «близ есть, при дверях» («так, когда вы увидите всё сие, знайте, что близко, при дверях» — Евангелие от Матфея 24:33) звучат как никогда актуально. Ведь если так легко, без очевидного гигантского катаклизма, можно было весь мир ввести в состояние послушности — часто алогичной, то, если катаклизм будет посерьезнее, тогда что? Тогда управлять человечеством окажется совсем легко.
( Collapse )

Пост написан год назад.



Шел в атаку яростный сорок первый год.
У деревни Крюково погибает взвод.
Все патроны кончились, больше нет гранат.
Их в живых осталось только семеро молодых солдат.

Мы сидим в маленькой комнате и поём эту песню. Мы, это полдюжины моих сверстников. Ноябрь 1975 года. Я получил повестку из военкомата, наш финский домик заполнен гостями. Соседи принесли стулья, посуду, наш длинный стол стоит посерёдке комнаты. К нему приладили буквой "П" два других. Мы с ребятами выпили по рюмке столичной под одобрительные возгласы уже подвыпивших родственников. Ещё позапрошлой весной мы распивали бутылку красненького втайне от взрослых. Теперь находимся в категории мужчин, пусть ещё и не послуживших. По тем временам служба в армии считалась почётным делом. Хулиганистых пацанов родители стращали: "В армии из тебя человека сделают". Пришли двоюродные братья с жёнами, мы уступили табуреты с неким облегчением. Кому охота выслушивать полупьяные, хоть и искренние наставления?( Collapse )

Март 2021 года принёс мне неожиданное приглашение восстановить храм Александра Невского близ Гатчины в деревеньке Тайцы. Два с половиной года назад я уже работал там в составе бригады из Украины. За два месяца мы демонтировали три свода из восьми и заложили новым кирпичом. Работу и поставку материалов оплачивал директор «РСУ-103» Санкт-Петербурга Ефимов Алексей Владимирович. Кирпич, около 5000 штук, пожертвовал приход храма Тихвинской иконы Божьей Матери на улице Софьи Ковалевской, в лице Полозовой Ангелины Александровны. Весной планировали продолжить работы, но увы. Из-за отсутствия финансирования строительство заморозили.

И вот, мы обсуждаем в кафе с представителем питерской фирмы «Астмал», дочерней организации «Астмал Групп», Алексеем Александровичем ход предстоящих работ. Крепкий и подтянутый мужчина пятидесяти лет произвёл на меня неоднозначное впечатление. В его движениях угадывалась былая внутренняя мощь, чувствовалась военная косточка. Но с этим не вязалось его суетливое лицо. Алексей военный инженер, полковник в отставке, приехал из Казани. Вызвал его друг архитектор из Санкт-Петербурга для освоения денег на восстановление храма. Министерство Культуры выделило 19 миллионов рублей, дотянули до последнего. В этом году благоверному князю Александру Невскому исполняется 800 лет.( Collapse )

Мир - не театр
Уже давно
И даже - не кино.
Он - цирк,
А мы в нем - звери.
Откройте двери!

Варвара Уризченко

Оригинал взят у el_tolstyh в
КАК НА ПАЛЬЦАХ ОБЪЯСНИТЬ ПРОСТЫМ АМЕРИКАНЦАМ ЗА КРЫМ И ДОНБАСС



"Знакомый был в США (в Кентукки - такая типичная Америка), его как выходца с Украины решили местные расспросить про ситуацию на фронтах, про взаимоотношения с Россией и т.д.

Ну вот собственно с его слов:

Спрашивают про Крым. Он отвечает: "Ну представьте США и Мексика были единым государством и потом решили взять и разделиться и Флорида, Техас и Калифорния с Невадой остались у Мексики (слышится ропот возмущения). И вот в Мексике переворот и к власти приходят противники гринго (еще больший ропот), начинаются гонения, хотят запретить английский язык (на лицах слушателей полное непонимание от такого святотатства), но вот во Флориде решают, что надо присоединиться к США и у них это получается ( восторг пенсионеров из числа слушающих и гул одобрения), а потом в Техасе вспыхнуло восстание и туда режим из Мехико вводит войска и начинает убивать американцев (у слушающих сжимаются кулаки), а президент США боится ввести войска из-за того, что это не одобрят в Европе и Канада перестанет поставлять рождественские елки (неподдельное возмущение и ропот), но Техасу удается отбиться и мексиканцы больше не контролирую границу, не могут убивать американцев и обстреливать города (радость и почти аплодисменты), но ведь Калифорния и Невада еще в руках латиносов...

А после того как знакомый показал как выглядит флаг Новороссии, вопросов больше не было, потому что верующие знают, что под флагом с изображением креста Апостола Андрея плохие люди сражаться не могут".

Кстати, флаг Новороссии похож на уже почти запрещённый в США флаг Конфедерации.

Источник


...Мацейна говорит, что нынешняя беда христианства состоит в его буржуазной форме, это есть главная проблема современного христианства. И именно эта буржуазная форма христианства ныне терпит поражение. И это хорошо, и это прекрасно, и именно это и нужно: поражение буржуазной формы христианства есть спасение христианства. Юридические, застывшие, властные, объективированные, отчужденные формы христианства падут — и христианство, освобожденное от них, возродится в духе и свободе, возродится более живым и духовным. И будет оно тем самым действовать уже не через принудительные, отчужденные формы (то есть через формы антихристианские), а в глубине человеческого духа (антропологически). Именно так, как истинное христианство только и может действовать.

Все неудачи христианства последних веков — от сотрудничества с буржуазией. Буржуа фундаментально не онтологичен, ему спокойно в здешнем бытии, он просто не хочет трансценденции. Христианство может только уничтожить, а не обратить буржуазию, утверждает Мацейна; буржуа не может быть христианином, пока он буржуа. Поэтому нет ничего более выгодного для христианства, чем падение буржуазии. Буржуа не холоден и не горяч, поэтому Агнец изблюет его из уст Своих.

...Капитализм все обуржуазивает. Было уже сказано про кощунство буржуазного миссионерства. Буржуазность в религии — клерикализм: внешняя, мнимая, а не внутренняя, подлинная христианизация. Клерикализм не хочет преобразить мир, он хочет оставить его таким, какой он есть, и подчинить себе. Он гонится за числом: больше храмов, больше икон, больше крещений, больше влияния клира: это не желание спасти мир, а желание устроиться в мире, что и выдает буржуазность клерикализма. Клерикализм есть понимание Церкви как властной структуры, требующей больше и больше власти, или капиталистической корпорации, требующей все больше и больше прибыли. Поэтому падение светской власти Церкви, ее внешнего, мирского влияния — благо для Церкви, шанс на укрепление влияния подлинного, духовного, того, что преображает человека и мир. И поэтому та форма «церковного возрождения», которая возобладала в постсоветской России, есть на деле противоположность подлинному возрождению Церкви.( Collapse )

6 часов в окружении беснующейся толпы.

Источник
Дмитрий Муза в своей статье «Украина и Донбасс как арена цивилизационно-геополитической конфликтности России и Запада» в сборнике «Философия на линии фронта»12 говорит о том, что «именно Донбасс сегодня позволяет России сосредотачиваться и искать ключи к новой Победе в своем цивилизационном пространстве». Но нельзя не заметить, сколько в этом суждении содержится не артикулированных и как бы лишь подразумеваемых тезисов, вызывающих вопросы: о какой именно Победе идет речь, и в чем состоит специфика нашего цивилизационного пространства? Почему именно Донбасс стал тем «батальоном», который оказался брошен на геополитическую передовую и «просит огня»? И разве Россия сейчас использует этот выпавший благодаря Донбассу шанс – «сосредоточиться и искать ключи к новой Победе»? Как это возможно, если ответы на выше поставленные вопросы практически отсутствуют?

В целом, получается, что очень мало кто, несмотря на обилие политической и публицистической риторики, пытается продумать ценностные, геополитические и историософские основания нынешнего конфликта России с атлантическим Западом на пространстве Украины. Это ярко демонстрирует, что, вопреки многочисленным воплям об «агрессии Путина», мы действуем в ситуации глухой обороны, реактивно, почти полностью отдав инициативу противнику. По сути, нашим кричащим testimonium paupertatis (свидетельством бедности) является то, что в то время как сегодня много говорят о новом издании холодной войны, у российской стороны нет своей более или менее эксплицитно проговоренной идеологии в этой войне – в отличие от СССР.
( Collapse )

За 26 лет до выхода на орбиту Земли советского космического корабля «Восток» с человеком на борту Константин Эдуардович Циолковский сказал:
«Не хочется умирать на пороге проникновения человека в Космос. Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство... Он русский... Он — гражданин Советского Союза. По профессии, вероятнее всего, летчик... У него отвага умная, лишенная дешевого безрассудства... Представляю его открытое русское лицо, глаза сокола».
Эти слова произнесены великим ученым в 1935 году. Юре Гагарину было в то время около года.



Глава 10. «В командировку, куда никто не ездил...»
Мама приготовила ужин, заскучав, взяла в руки газету.
Юра вернулся поздно. Принял душ. Надев спортивный тренировочный костюм — так он всегда ходил дома, — сел ужинать.
— Что это тебя так увлекло там? — спросил он, показывая на газету.
— Да вот, сынок, пишут, что уж вроде и кабину испытали, в которой человек в космос полетит.
— Дела... — неопределенно отозвался Юра.
— А я вот все думаю, — чистосердечно призналась мама, — думаю все: какой же человек согласится в этакую даль полететь? Неужто дурак какой найдется? Ведь это ж шальным надо быть — на такое решиться.
Она не договорила — Юра уронил вилку, отвалился на спинку стула и захохотал. Он смеялся от души и так долго, что мама не на шутку испугалась за него.
— Почему же непременно дурак? — весело полюбопытствовал он. — Дураку, я думаю, в космосе делать нечего.
— Так-то оно так, — не сдавалась мама, — да ведь рассудительный, серьезный человек откажется от этой затеи. Голову-то потерять трудно ли? Вон Мушку с Пчелкой запустили, а они сгорели.
Юра отложил вилку и нож.
— Понимаешь, мама... Любое новое дело всегда связано с известным риском. Сколько летчиков принесло в жертву свои жизни, пока самолеты научились летать. Но ведь авиация нужна людям — не будешь же ты с этим спорить. И космонавтика тоже нужна. Мы уже не можем ограничивать свои знания о Вселенной пределами одной Земли, нам уже тесно на Земле. Не проникнуть в космос, когда есть такая возможность, значит, обкрадывать самих себя. Это и для науки, и для народного хозяйства нужно. А техника космическая у нас, я думаю, надежная. И потом, в ее сооружение государство вкладывает большие средства. Так что дураку, как ты изволила выразиться, космический корабль доверять нельзя. В копеечку станет... Да и велика ли будет нам честь, если мы первыми в мире пошлем обживать космос неумного человека?
— Я это понимаю, сынок, а все ж таки страшно.
Ничем не выдал себя Юра в этом случайном разговоре, не показал матери, что сказанные ею слова могли обидеть его. Впрочем, почему обидеть? Она ж от простоты своей, от чистого сердца высказалась...
Справедливости ради, нужно напомнить, что в это время Юра и сам еще не знал, кому предстоит стать космонавтом-один.
А провожая маму в Гжатск, прощаясь с ней, Юра все-таки полушутливо намекнул о командировке, причем в такие дали, куда еще никто не ездил.
От этой застольной беседы до прыжка в космос оставалось немногим более месяца.

Отец

Итак, ранним утром, засунув за пояс кожаные рукавицы и топор, отец пошел в Клушино.
Дорога — не ближний свет: четырнадцать верст, да с больной-то ногой, да по распутице. А еще переправа через холодную реку, где после недавнего ледохода мутна, нечиста пока вода. Хорошо, если лодочник на месте.
Шел отец не торопясь, берег силы. Вот и Ашково осталось за спиной, вот и Фомищино миновал. У крайней избы его окликнул знакомый мужичок.
— Куда ковыляешь, Алексей Иванович?
— Да ведь все туда же, в Клушино, — охотно вступил в разговор отец. — Клуб совхозу строим, чтоб, значит, к Первомаю войти в него можно было.
— Не забываешь родной корень-то?
— Как забудешь...
Отец обрадовался случаю поговорить с давним знакомым — примерно одних лет были они с тем колхозником и помнили друг друга сызмальства. Поговорить, по папироске выкурить, отдохнуть заодно.
— Что новенького в районе слышно?
— Да с утра вроде ничего не было.
— То-то и я смотрю, идешь ты, мол... А моя баба от соседей возвернулась, говорит, человека в космос послали, по радио, мол, передавали. И по всем приметам выходит, говорит она, что твой сынок, Алексей Иванович.
— Чего только не набрешут, — безразлично ответил отец, не очень-то и прислушиваясь к болтовне приятеля, и не все по глухоте своей в ней понимая.
— Вот и я говорю: пустое мелют. А заприметил тебя в окошко — дай, думаю, осведомлюсь. Ты-то уж должен знать.
— Хорош табачок у тебя. Благодарствую. Ну да ладно, пошел я.
Он сделал несколько шагов — приятель крикнул вслед:
— Так не запустили, говоришь?
Отец досадливо отмахнулся.
У Затворова предстояло переправиться через речку Алешню. Лодочник оказался на месте.
— Продрог я, ожидаючи тебя, Иваныч, — с намеком обратился он к отцу. — Хоть солнце сверху и греет, а на воде-то оно все равно зябко.
— Не беда, сейчас согреемся.
Отец достал из кармана телогрейки специально для этого случая припасенную четвертушку водки, лодочник, в свою очередь, похвастался парой соленых огурцов и краюхой хлеба.
Разлили.
— Ну, за сынка, Алексей Иваныч. По единой, чтоб ему, значит, легче леталось.
— Чего мелешь-то? — строго спросил отец.
Лодочник смутился.
— Да ведь как же? Думаю, радость у тебя. Почитай, за минуту, как тебе подойти, — вон и весло еще не обсохло — людей на тот берег переправлял. Говорили, мол, Гагарин Юрий Алексеевич, майор, в космосе летает.
— В космосе летает? Вишь ты... — удивился отец. — Отчаянный, должно быть, парень.
— Да ведь сын твой, Алексей Иваныч.
— Какой еще сын? Выдумал — сын! Майор, говоришь? А мой в старших лейтенантах ходит, и до майора ему еще хлебать-хлебать... И был я у своего недавно — ничего такого... подозрительного... не приметил. Однако все ж приятно, если Гагарин. Давай за него, давай-давай, не задерживай.
— На доброе здоровье!
Выпили, закусили, через Алешню переправились.
Вскоре и Клушино на пригорке объявилось.
В избу, где квартировали и столовались плотники и порог которой только-только переступил отец, ввалился взмыленный председатель сельсовета Василий Федорович Бирюков. Не дав отцу опомниться, бросился обнимать.
Отец возмутился:
— Ты чего меня, как девку, лапаешь?
— Я уж в седьмой раз сюда прибегаю, — кричал Бирюков. — Все нет и нет тебя. Федоренко названивает то и дело, требует разыскать. Вертолет с корреспондентами прилетал, трещотка чертова! Всю скотину поразогнал... Пошли скорей!
— Куда идти-то?
Отец очень не любил пустую суету, напрасную спешку.
— Куда идти, спрашиваю?
У Бирюкова — он, кстати, тоже с детских лет приятель отца — глаза стали круглыми.
— Сдурел ты, что ли, на старости лет, Алексей Иванович, или притворяешься дураком? Сын в космос слетал и вернулся, Федоренко грозится голову с меня снять, если тебя не найду, а ты спрашиваешь, куда собираться. В район, конечно.
Тут уже пришла очередь отца изумляться.
— Сы-ын? — протянул он растерянно. — А ты правду говоришь?
— Посмотрите на него, люди добрые.
— Сын? Значит, Юрка. Юрка, значит...
Плотники, обступившие их во время этого малосвязного разговора, наперебой поздравляли своего бригадира. Кто-то метнулся за бутылкой, всклянь наполнил стакан, протянул отцу.
— Не надо, — отказался отец. — Не надо. Я и так хуже пьяного. Точно обухом по голове стукнули.
Он вдруг низко, в ноги, поклонился всем:
— Спасибо вам, люди добрые.
Голос у него прервался.
— Да полно тебе, Алексей Иванович.
— Чего ты, отец, право? — заговорили плотники.
— Уйдите, ребятки, уйдите на момент, — выпроваживал мастеровых из избы Василий Федорович.
До Затворова отец добирался верхом на лошади, там, по бездорожью, ехал на тракторе «Беларусь», а у деревни Ашково встретил его высланный Федоренко райкомовский «газик».
Когда «газик» остановился на Ленинградской, у дома, здесь было полно машин и еще больше народу. Земляки, завидев отца, закричали:
— Ура Алексею Ивановичу!
— Ура отцу космонавта!
Но Федоренко, не давая ему опомниться, подхватил его под руку и потащил «на растерзание» корреспондентам.

Мама

Приемник здесь, как и у нас, был включен на полную мощность. Мама и Зоя сидели перед ним, тесно прижавшись друг к другу, и плакали. Маша моя, конечное дело, не замедлила поддержать их. А у меня и у самого комок к горлу подкатывает.
— Что же он наделал, Валя?! — повторяла мама, точно речь шла о провинившемся школьнике. — Что же он наделал?!
— Успокойся, тебе вредно волноваться, — уговаривала ее Зоя, а сама пробовала выпить воды — вода выплескивалась из стакана.
— Вот о какой командировке он говорил. А я-то, старая, неразумная, выходит, дураком его назвала...
— Мама, успокойся же. Хватит тебе...
Она всплеснула руками:
— Боже мой, а как же Валентина все это переживет? Ведь одна она там, ребятишки несмышленые...
— Да уж есть кто-нибудь рядом.
— Нет, нет, я сейчас же еду в Москву.
До поезда оставалось двадцать минут, а от дома до вокзала расстояние около трех километров. Не успеть маме к поезду, но — понял я — и отговаривать ее бесполезно. Крикнув, чтоб ждала меня, я бегом бросился в автохозяйство.
А тут тоже толку не добьешься: и водители, и инженеры, и сам начальник автохозяйства — все сбились в толпу у приемника и никого, кроме Левитана, слушать не хотят.
— Машина мне нужна. Срочно! — закричал я в самое ухо Качанову. Он посмотрел на меня, по-моему, не узнал даже и отвернулся.
Опрометью ринулся я в гараж, рванул дверцу первой попавшейся машины, выжал полный газ. Как гнал я ее, как удерживал баранку в руках, не помню. И... опоздал. Мама не дождалась меня — ушла на вокзал пешком.
Догнал я ее почти на полпути. Она бежала, спотыкаясь, шаль свалилась на плечи.
Вот и вокзал, скорее в кассу! Стучим в окошко, а московскому уже дали отправление. Мама схватила билет, бросилась к составу, а тот уже дернулся...
Тут кассирша выскочила.
— Гражданка, — кричит, — где вы? Сдачу с десяти рублей возьмите!.. — Билет до Москвы стоил два девяносто.
И смех и грех.
Впрочем, нам не до смеха было: поезд-то вот-вот уйдет. Но тут какая-то женщина подбежала к кассирше, что-то шепнула ей на ухо, — видимо, она знала маму, — и кассирша стремглав бросилась к диспетчеру.
Не знаю уж, что она ему сказала, но громыхнул недовольно и замер поезд на рельсах. Железнодорожники помогли маме устроиться в вагон.
А там тоже радио на всю катушку работает.
Мама услышала сообщение и разрыдалась. Пассажиры взволновались: что случилось, кто обидел пожилую женщину? Опять нашелся кто-то из местных, из гжатских — узнал маму.
— Это Анна Тимофеевна Гагарина, мать космонавта, — сказал он.
Кто-то поверил, кто-то не поверил поначалу. Поблизости оказался врач, дал маме какие-то успокоительные таблетки, но таблетки мало помогли. В Можайске, узнав о том, что Юра благополучно приземлился, она снова едва не потеряла сознание.
На Белорусском вокзале незнакомые люди помогли ей сесть в такси, и вскоре мама была уже у Валентины, застав ее в окружении корреспондентов. Нежданный приезд матери космонавта их очень обрадовал.

Утро начинается буднично: перед работой пью кофе, по каналу ТВ-3 показывают советские мультфильмы. Настроение благостное, новый день начинается оптимистически. Новости, как правило, не приносящие хорошего настроения, узнаю в течение дня. Куда же от них денешься. В то утро смотрел мультфильм «Маугли».
Как всё же похож тигр Шерхан на мирового жандарма, а лизоблюд шакал Табаки на его «самостийного» слугу». Не я первый замечаю столь явное сходство. Остальные персонажи тоже кого-то напоминают. Надо подумать на досуге.

А ночью приснился сон.( Collapse )